Виртуальные выставки

*** 1 761

Виртуальная выставка «Лесоводы-воины»

Виртуальная выставка «Лесоводы-воины»

Приближается День Победы!

«Давно окончена война,

Но в нашем сердце не забыты,

Героев павших имена,

Что навсегда с победой слиты»…

Выставка посвящена лесоводам-воинам, участникам Великой Отечественной войны, отдавшим себя ратному делу и подвигам во имя жизни на земле.

Список лесоводов-воинов очень велик. Это Алышев Николай Николаевич, Балашов Иван Никифорович, Ватопедский Николай Владимирович, Жебит Александр Антонович, Заботкина Лидия Михайловна и другие.

Мы хотим ознакомить вас с судьбой хотя бы некоторых из них, чтобы узнать и увидеть, на что способны простые люди ради собственного народа, ради Родины.

Я родился в 1924 году в селе Новоселки Кадомского р-на Рязанской области и жил там до 1929 года, когда наша семья перебралась в Москву. В деревне начинался голод, и все, кто мог, уезжали в город. Одно из первых воспоминаний моей жизни: я стою во дворе возле избы, у меня в руках боль­шой ломоть ржаного хлеба, густо посыпанный солью. Я подношу его ко рту, и вдруг из-за сарая вы бегает большая пестрая курица и на бегу выхватывает хлеб у меня из рук! Я бросился за ней, но не сумел ее догнать. Хорошо помню чувство обиды оттого, что я такой маленький и слабый и не сумел справиться с курицей.

Боевое крещение на картофельном поле.

В детстве произошло событие, в какой-то степени повлиявшее на мою дальнейшую жизнь. Я си­дел на пыльной деревенской дороге и играл с какими-то чурочками и щепочками. И в этот момент прямо на меня наехала сильно груженная телега, колеса которой переехали мне ноги. Я бы, наверное, погиб, если бы не толстый слой пыли, в которую меня просто вдавило. Однако с тех пор у меня пов­реждены сосуды ног, и я всю жизнь страдаю от сильных болей в икрах.

В Москве мы поселились в сыром подвале дома рядом с Арбатом, где прожили почти четыре го­да. Там у меня начался ревматизм, и в результате постоянной сырости я почти не вылезал из прос­туд, стал глохнуть на оба уха и к началу войны был практически больным человеком. Но, как и мно­гие ребята моего поколения, я был патриотично воспитан и стремился на фронт. Поэтому, хотя мне и не исполнилось 18 лет, я обратился к врачу-отоларингологу с просьбой избавить меня от глухоты. Он стал меня отговаривать, убеждая, что, если я буду здоров, меня призовут в армию, отправят на фронт, и там убьют. Но я настоял на своем, и он согласился сделать мне операцию. Операция заключалась в удалении гланд, которые к этому времени у меня почти срослись и мешали дышать, не говоря уже о том, как больно было есть. Гланды врач вырезал большим ножом, раздался хлопок, кровь хлыну­ла изо рта и носа тремя струями, но зато я стал слышать! От большой потери крови я долго восста­навливался, набирал силы и вес, но зато стал годен к военной службе!

И, наконец, в сентябре 1943 года я был призван в Красную Армию. Меня направили в Военно-инженерное училище, располагавшееся в поселке Болшево Московской области. Там нас обучали саперному делу: подрывным работам, минированию и разминированию минных полей, налажи­ванию водных переправ, прокладке различных дорог. Проходили мы и обычную строевую подготовку.

Как-то зимой 1944 года я стоял на посту. Был сильный мороз - около 30 градусов, валенки нам почему-то не выдали, и я был в сапогах. Очень скоро ноги стали замерзать, и, чтобы их согреть, я стал быстро ходить, потом бегать, бить прикладом винтовки по пальцам. Но ничего не помогало - ног я уже не чувствовал. Надо было бы вызвать смену, но я решил достоять до конца. Буквально доко­выляв до караульного помещения, я попытался снять сапоги, но не смог, помогли товарищи. Пришел военврач, и выяснилось, что большой палец левой ноги отморожен. Врач принял необходимые меры, но, к сожалению, было уже поздно: через несколько дней палец почернел и отвалился; остались толь­ко костные суставы. Меня могли признать годным к нестроевой, однако я хотел остаться в училище и молча терпел адскую боль. И случилось чудо — постепенно палец стал обрастать мясом и через два месяца обрел свою прежнюю форму, даже ноготь вырос! Так что к лету я уже встал в строй и про­должал учебу до конца срока.

Осенью 1944 года, окончив училище в звании младшего лейтенанта, я был направлен на 3-й Бе­лорусский фронт и назначен командиром взвода в инженерно-саперную воинскую часть, в которой и прослужил до окончания войны. Моя служба началась в Белоруссии; к этому времени советские войс­ка успешно продвигались на Запад, так что наши части, с боями пройдя через Литву, в январе 1945 года вышли в Восточную Пруссию. За этот период мы разминировали множество минных полей, ос­тавленных противником, строили и восстанавливали войсковые дороги и мосты, наводили водные пе­реправы из табельных переправочных средств, устраивали проходы во вражеских заграждениях и в естественных препятствиях. Доводилось также принимать участие в разных видах подрывных работ, связанных с уничтожением оборонительных сооружений фашистов: дотов, дзотов, укрепительных пунктов в зданиях и подвалах, а также других объектов.

Поскольку я лично принимал участие в операциях по минированию и разминированию, мне при­ходилось по многу часов проводить лежа или ползая по-пластунски на сырой и даже промерзшей зем­ле. Как уже писал, я всю жизнь страдал от ревматизма, поэтому мне удалось раздобыть водонепро­ницаемую одежду - плащ и брюки и надевать их поверх армейской одежды, что очень спасало от сы­рости. В связи с амуницией мне вспомнилась одна забавная история. Мы, только что вышедшие из училища офицеры, одетые в новенькое обмундирование, направлялись к месту своей службы. До рас­положения нашей части оставалось совсем немного: пересечь картофельное поле и выйти к лесу. Ид­ти по полю оказалось нелегко: картофель был собран, но не вывезен, и, поскольку была осень, он до­гнивал прямо на земле, так что мы шли, постоянно оступаясь и оскальзываясь. Не успели мы дойти до половины поля, как вдруг начался артиллерийский обстрел. Сопровождающий нас старший офи­цер крикнул: «Ложись!» Мы бросились на землю, которая задрожала от близких разрывов снарядов. Я вжимался в землю изо всех сил, моля только об одном, чтобы снаряд не попал прямо в меня. Ког­да обстрел закончился, мы стали медленно подниматься и оглядываться: все ли живы? Слава богу, никого даже не зацепило, но когда мы разглядели друг друга, то чуть не попадали от смеха. Оказа­лось, что мы так сильно вжимались в землю, гнилая картошка буквально въелась в новое сукно на­ших шинелей, и потом долго пришлось ее отдирать. Это было наше боевое крещение.

Когда наша часть вошла в Восточную Пруссию, мы уже знали, что бои будут тяжелыми, так как эта часть Германии служила важнейшим стратегическим плацдармом для вторжения фашистов в преде­лы Советского Союза. В течение многих лет они создавали здесь глубоко эшелонированную систему по­левых и долговременных сооружений с рядом крепостей и укрепрайонов. Заранее подготовленную обо­рону занимали войска группы немецких армий «Центр» в составе нескольких танковых и общевойско­вых армий, а также большое количество специальных частей. В начале января 1945 года войска наше­го фронта начали наступление и, несмотря на ожесточенное сопротивление противника, в течение нес­кольких дней заняли более 600 населенных пунктов и стали продвигаться к Кенигсбергу. Это было са­мое тяжелое время для нашей саперной части. Все подступы к столице Восточной Пруссии были очень сильно укреплены: помимо минных полей на расстоянии 6~7 км от города располагались более двух де­сятков железобетонных крепостных фортов, усиленных всевозможными заграждениями: железобетон­ными надолбами против танков, густыми рядами колючей проволоки и другими приспособлениями.

Чтобы преодолеть эти укрепления, нам приходилось работать сутками, практически без сна. Од­нажды, после особенно тяжелого дня, мы с товарищем, буквально валясь с ног от усталости и недо­сыпа, увидели на краю поля старую полуразвалившуюся конюшню. Мы направились к ней в надеж­де хотя бы немного поспать, но - увы! Все «спальные» места в ней были уже заняты, и нам приш­лось довольствоваться каменным полом. Подстелив под себя шинели, мы кое-как устроились, как вдруг начался сильнейший артобстрел. Всех спящих тут же, как ветром сдуло: они бросились в поле искать укрытие. А нам так хотелось спать, что мы, не обращая внимания на страшный грохот и со­трясения земли, сгребли все находящееся в помещении сено и мгновенно уснули. И, что поразитель­но, ни один снаряд не попал в конюшню!

Штурм Кенигсберга начался 6 апреля. Тысячи орудий и минометов разных калибров одновремен­но начали обстрел крепости со всех сторон, позже подключилась авиация. Внешние укрепления были уничтожены. Но сами крепостные стены были необыкновенной толщины и прочности, поэтому к не­которым пунктам, которые невозможно было взять обычным вооружением, подключалась специаль­ная штурмовая команда, оснащенная так называемыми кумулятивными зарядами. Эти заряды весом в 10, 15, 20 кг и более взрывчатого вещества по форме напоминали прожекторы - полусферы с кону­совидной пустотой, которая направляет сверхмощную взрывную волну прямо в цель. Установленные недалеко от стен, они при взрыве давали волну такой силы, которая пробивала насквозь все стены и перекрытия, уничтожая все живое на своем пути. В эти проемы устремлялась пехота, за ней - танки, и они добивали фашистов уже внутри крепости. Так, общими усилиями всех родов войск Кенигсберг был взят за три дня.

После капитуляции Кенигсберга наш 3-й Белорусский фронт был направлен на уничтожение пос­леднего форпоста немцев в Восточной Пруссии - военно-морской базы Пиллау. Началась Земландская операция. Поскольку Пиллау также являлся крепостью, штурм его осуществлялся примерно такими же способами и средствами, как и в Кенигсберге. 25 апреля 1945 года Пиллау был взят, и для меня и моих однополчан война закончилась. В заключение хочу рассказать о нескольких, чисто бытовых эпизодах, произошедших в конце войны.

Как известно, советские войска на территории Германии наступали стремительно, и местные жи­тели в панике бежали, оставляя все свое имущество, которое как трофей брали наши воины. Я тоже этим пользовался, но не совсем обычным образом. Дело в том, что я, как уже описывал раньше, пос­тоянно страдал простудами, в том числе тяжелым хроническим насморком. И поэтому, заходя в по­кинутые дома или квартиры, я первым делом направлялся к комоду или платяному шкафу, где акку­ратные немцы всегда хранили стопки чистых носовых платков. Я забирал всю пачку и, довольный, уходил, поскольку ничего другое меня, видимо по молодости лет, не интересовало. Бойцы надо мной посмеивались, однако, когда в одном из домов я взял роскошную пуховую перину и на любом прива­ле устраивал на ней свое ревматическое тело, они мне даже стали завидовать. Эта перина проехала со мной до самой Белоруссии, так как добирались мы домой долго, обычно в кузове грузовика, и все спали на голых досках, а я - как шах - на собственной перине! И оставил я ее одной симпатичной белорусской семье, которая приютила меня на ночлег. И в самом деле, мягче родной земли нет ниче­го на свете.

Родился в 1926 году. В 1944-м окончил Троицкую авиационно-техническую школу по специаль­ности оружейника. Воевал в Прибалтике в частях штурмовой авиации, затем на Дальнем Восто­ке в истребительной. После демобилизации окончил Московский лесотехнический институт. Рабо­тал лесничим, главным лесничим Ногинского лесхоза, директором Правдинского лесхоза-техникума, затем главным инженером и главным лесничим Московского управления лесного хозяйства. В 1976 году перешел в Минлесхоз РСФСР, где занимал должности заместителя начальника Управления руководящих кадров и учебных заведений, главка охраны и защиты лесов.

Имеет более 20 правительственных наград, в том числе орден Отечественной войны. После выхода на пенсию более 17 лет участвует в общественной жизни, выполняя обязанности председа­теля Совета ветеранов первичной организации района Текстильщики.

Победу я встретил в Маньчжурии.

Когда началась Великая Отечественная война, мне было 15 лет. Я гордился своей страной, кото­рая строила социализм, горячо ее любил и, как все юноши того периода, глубоко переживал опас­ность, которая нависла над всеми нами. Я не мог представить себе, что враг может отнять у нас счаст­ливое детство, возможность учиться и быть в семье, отнять нашу Родину. Нас в то время не покида­ла мысль, что нужно сделать что-то очень взрослое, чтобы помочь нашей Родине в этот тяжкий пери­од. Но все наши попытки вступить в армию райвоенкомат решительно пресекал: мол, малы еще. Про­валилась и попытка поступить в Егорьевскую авиашколу.

Тогда пошли в Куровской райком комсомола. Там наш патриотический порыв был понят, и из группы учащихся старших классов организовалась агитбригада. Днем работали на полях, а вечерами давали концерты - информировали жителей о последних событиях на фронтах Великой Отечествен­ной войны.

Инициативу поддержал райком партии. Своим трудом мы воодушевляли колхозников, призыва­ли каждого честно работать на полях под лозунгом «Все для фронта - все для Победы». Мы расска­зывали, как в первый день войны наши летчики в воздушном бою под Брестом сбили 30 самолетов врага, а лейтенант Рябцев, когда у него кончились боеприпасы, пошел на таран и сбил фашистский бомбардировщик. Говорили о сумасбродных планах Гитлера уничтожить наше государство и народ, читали стихи Константина Симонова «Убей его». «Если немца убил твой брат, если немца убил твой отец, это он, а не ты - солдат, это он, а не ты - боец».

По вечерам разучивали новые патриотические пьесы - «Русские люди», «Парень из нашего горо­да», «Партизаны в степях Украины» - и ставили их на сценах колхозных клубов. Мы видели на ли­цах людей слезы, когда показывали зверства немцев на оккупированных территориях и переживания оставшихся там людей. Бригада зарабатывала небольшие деньги, на которые школа покупала одежду и обувь для детей, отцы которых были на фронте.

Так прошел 1942-й и более половины 1943 года. Мы стали свидетелями героической обороны Москвы и последующего разгрома немцев: с болью в душе переживали наше отступление на Юго-Западном фронте вплоть до Волги и гордились блестящими победами нашей армии под Сталинградом, Курском и Белгородом.

В 1943 году после окончания 8-го класса мы наконец получили возможность поступить в Троиц­кую военно-авиационную школу механиков по вооружению в Челябинской области. Занятия проводи­лись ежедневно по 10 часов, и это не считая самоподготовки! Мы изучили все типы самолетов и их ору­жие, научились с завязанными глазами разбирать и собирать в кратчайшие сроки пушки, пулеметы, ракеты, устанавливать в авиабомбы взрыватели дистанционного и мгновенного действия. В 1944 году группу выпускников из 25 человек направили на Ленинградский фронт в 13-ю воздушную армию - по 2-3 человека в полк. Так я оказался в 943-м штурмовом Нарвском авиаполку, который дислоцировал­ся недалеко от Ленинграда. Блокада тогда была уже прорвана, но вид города вызывал боль, сострада­ние и желание отомстить за все. На стенах домов сохранились надписи-предупреждения: «Во время обстрела находиться на этой стороне улицы опасно». Правда, в город мы попадали нечасто: аэродро­мы всегда располагались вдали от населенных пунктов, поближе к лесу, чтобы была возможность за­маскировать самолеты: зимою - елками, летом - березками. Капониры - стоянки самолетов - защища­ли их от налетов вражеской авиации и были убежищем для авиаспециалистов. Работать приходилось и днем и ночью, что называется, в поте лица. Зато наши «летающие танки» всегда были готовы выле­теть на боевое задание. Летчики за сутки поднимали свои машины в воздух не менее 2-3 раз, а иног­да и более. И подчас шутили, что, мол, не успеешь достать папиросу и выкурить, а оружейники уже все подготовили и бомбы, и ракеты, и пулеметы с пушками зарядили...

Наш полк прошел всю Прибалтику, участвовал в штурме Кенигсберга, а в 1945 году его перебро­сили на Дальний Восток в район Благовещенска. Война с Японией оказалась скоротечной - началась в августе и закончилась в сентябре. В это время я был уже в 6-м авиакорпусе резерва Главного ко­мандования сначала механиком, а затем главным механиком эскадрильи 368-го истребительного Ор­дена Александра Невского Берлинского авиаполка, в котором прослужил до увольнения в запас в 1951 году. С тех пор у меня самая мирная в мире профессия - лесник.

Родился 23 января 1925 года в г. Рассказове Тамбовской области. До войны окончил 8 классов средней школы в г. Калуге. Для фронта работал с первых дней войны. В армию призван в 1942~м и направлен в Тамбовское артиллерийское училище. Победу встретил на Одере в районе Штетти­на. После войны окончил Московский лесотехнический институт, работал в системе Управления озеленения Москвы, затем в Министерстве лесного хозяйства РСФСР. С 1989 года - пенсионер.

От Оки до Одера.

В воскресенье, 22 июня 1941 года, в половине двенадцатого по радио объявили, что ровно в 12 ча­сов с важным сообщением выступит Нарком иностранных дел СССР В.М. Молотов. Все почувствова­ли, что произошло что-то неладное. В своем выступлении Молотов, волнуясь, объявил о вероломном нападении на нашу страну фашистской Германии. Выступление закончил словами: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».

На четвертый день войны, 25 июня, нас, комсомольцев старших классов школ г. Калуги, собрали в горкоме комсомола, рассказав о сложившейся ситуации, и спросили: «Горите желанием помочь Родине?»

Дружным хором ответили: «Горим!»

Вчерашних школьников направили на артиллерийский склад № 66, находящийся примерно в 10 километрах от города.

Работа заключалась в подготовке снарядов к боевому использованию.

Работали по 12-14 часов, да и пеший путь, который приходилось совершать ежедневно, казался тогда очень длинным.

В конце декабря 1942 года меня официально призвали в Красную Армию и направили учиться в Тамбовское артиллерийское техническое училище, которое я окончил в сентябре 1943 года в звании младшего техника-лейтенанта.

На фронт я прибыл в октябре того же года в составе легкого артиллерийского полка дивизии про­рыва резерва Главного командования в должности старшего артиллерийского техника дивизиона, то есть отвечал за безопасность орудий и обеспечивал их боеприпасами.

Начав свой боевой путь в Белоруссии, восточнее Рогачева и Жлобина, мне пришлось участвовать и дальнейшем освобождении захваченной территории Белоруссии и северной части Польши от фаши­стских оккупантов, далее - боевые действия на территории Восточной Пруссии, Восточной Помера­нии, и День Победы, 9 мая 1945 года, встретил под г. Висмер, расположенном северо-западнее Бер­лина, в устье реки Висла, недалеко от Балтийского моря.

В конце сентября 1944 года наш артполк вместе с передовыми частями пехоты форсировал реку Нарев северо-восточнее Варшавы и занял плацдарм глубиною до двух километров. Надо было удер­жаться до подхода, до переправы основных частей.

Не успели мы окопаться, как увидели, что на позиции дивизиона ползут восемь танков. Первое, что я почувствовал, это как поднимаются волосы на голове. Невольно оглянулся назад, а там крутой обрывистый берег и река. Все это промелькнуло молниеносно, а затем взяла такая злость и ярость, что в душе осталось как стержень: устоять, удержать плацдарм, чтоб никакая сила не смогла нас сло­мить! Обсуждая этот бой, потом, когда все уже закончилось, мы вдруг поняли, что каждый в первую минуту пережил то же самое.

Бой был очень тяжелым, подбили шесть танков и удержали плацдарм до прихода наших танков, которые не только нам помогли, но и значительно рас­ширили занятый плацдарм. Сколько длился этот бой, никто из его участников не знал. Мне он пока­зался очень долгим.

В конце января подошли к городу Эльбинг. Тут завязались тяжелые бои, которые длились около двух недель. Железобетонные огневые точки мешали продвижению. Овладели окраиной города, и за­вязались уличные бои, где могли участвовать только пехота и легкая артиллерия. Бои велись за каждый дом, за каж­дый квартал. Доходило до того, что одна сторона улицы паша, а противоположная - немецкая.

Вечером 10 февраля 1945 года я с группой сослуживцев приехал в тыл полка за новым запасом снарядов и по радио услышал голос диктора Ю. Левитана. Он зачитал приказ Верховного Главноко­мандования о взятии города Эльбинга и салюте в честь этого события. Возвращаясь обратно на ору­дийные позиции, мы попали под огонь вражеских автоматчиков. Они работали трассирующими пуля­ми, так что мы сполна ощутили на себе «другую сторону салюта». И лишь 12 февраля немцы выбро­сили белый флаг и сдались в плен.

В дальнейшем боевой путь полка проходил в северной части Польши и Германии, настроение у всех было приподнятое - мы чувствовали скорое окончание войны.

Случай, более трагический, без боли в сердце не могу до сих пор вспоминать. Было это в середине апреля, южнее Штеттина. Нам предстояло тогда форсировать Одер. Нас было человек шесть, я шел замыкающим. Продвинулись метров на 60, возвращаемся тем же маршрутом, только я уже - первым. Вдруг - взрыв. Оборачиваюсь и вижу: лейтенант Коля Подоляк, который был пятым, подорвался на мине, ему оторвало ступню. К нему кинулся ординарец - снова взрыв, и ему тоже от­рывает ступню. Коля Подоляк так любил жизнь, был таким весельчаком, душой дивизии. Он до войны окончил пищевой техникум и мечтал работать на кондитерской фабрике...

После окончания войны я был переведен в армейскую, затем фронтовую артиллерийскую масте­рскую, занимавшуюся консервацией орудий, оставленных расформированными частями. В мои обя­занности входили приемка орудий и их отстрел после ремонта. В апреле 1948 года при очередном отстреле отремонтированной гаубицы случилось ЧП - я получил контузию и был отправлен в госпи­таль Северной группы войск. По излечении врачебная комиссия признала меня негодным к строевой службе с исключением с учета, и 5 июля 1948 года я стал сугубо штатским человеком на всю остав­шуюся жизнь.

Родился 4 октября 1923 года в д. Листвин Хойникского района Гомельской области в семь крестьянина. После окончания в 1939 году средней школы и педагогических курсов в г. Купино Новосибирской области до начала Великой Отечественной войны работал учителем начальных классов. Призван в армию в 1941 году. Тогда же окончил Томское артиллерийское училище (ускоренный курс). В годы войны служил в артиллерийских частях. Командовал взводом, батареей. Принимал участие в Демьновской, Орловско-Курской, Киевской, Житомирской, Корсунь Шевченковской, Кировоградской, Уманско-Ботошанской, Проскуровско-Черновицкой, Львовско-Сандомирской, Проскуровско-Черновицкой, Висло-Одерской, Восточно-Померанской и Берлинской операциях.

После войны продолжал службу в Вооруженных Силах на должностях командира батареи, начальника штаба, затем командира дивизиона. В 1960 году окончил Ленинградскую артиллерийскую академию, после чего служил командиром части оперативно-тактических ракет, начальником штаба, заместителем командира бригады оперативно тактических ракет, начальником ракетных войск и артиллерии дивизии. В отставку вышел в звании полковника.

Уволившись из армии, работал начальником отдела на заводе «Красная звезда» в Кировограде ведущим инженером оргкомитета «0лимпиады-80», затем ведущим инженером 2-го отдела Министерства лесного хозяйства РСФСР. С 1993 года по настоящее время - на общественной работе. Был секретарем, потом председателем Совета ветеранов 1-й гвардейской Краснознаменной танковой армии. В последнее время - председатель правления садоводческого некоммерческого товарищества «Лесовод».

Имеет 30 наград, в том числе ордена Ленина, Красного Знамени, два ордена Красной Звезды орден Отечественной войны I степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За взятие Берлина», «За освобождение Варшавы», многие другие.

На острие главного удара.

14 января 1945 года войска 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Жукова перешли в наступление с плацдармов на Висле. Части 61-й, 5-й ударной и 8-й гвардейской армий прорвали оборону немцев и углубились на 8-12 километров. В полосе 8-й гвардейской армии на Магнушевском плацдарме на глубине 12-15 километров в сражение была введена 1-я гвардейская танковая армия под командованием генерал-полковника танковых войск Катукова.

В огромном потоке войск - стрелковых, танковых, артиллерийских, инженерных - наступал и 200-й пушечно-артиллерийский полк 197-й легко-артиллерийской бригады, которая входила в состав 1-й танковой армии. Полк под командованием подполковника Н.А. Распопина шел с передовыми час­тями армии. Танкистам и артиллеристам приходилось нелегко. Они постоянно были в движении, без сна и отдыха, порой просто не хватало времени утолить голод. Воины рвались вперед на запад и всту­пали в очередную схватку с врагом. Освобожденная родная земля оставалась уже далеко позади. Мы шли по польской земле, несли народу свободу и избавление от фашизма.

Впереди была фашистская Германия, откуда пришла война и куда теперь возвращалась. Противник оказывает упорное сопротивление, оставляет на дорогах сильные заслоны. В направлении Лодзи, Кра­кова, Жешува наступали танки и мотопехота передовых частей армии. 1-я батарея 260-го полка, кото­рой я командовал, придавалась 1-й гвардейской танковой бригаде полковника Темника. Наступавшие спешили, но продвигались не так быстро, как хотелось. Часто останавливались, сверяли карту с мест­ностью. Танкисты достигли небольшой реки Равке, форсировали ее, повернули на север и должны бы­ли пройти по грунтовой дороге 3 километра, выйти на асфальтированную дорогу и продвигаться на за­пад. Впереди в садах деревни на огневых позициях находились четыре замаскированных немецких зе­нитных орудия. Как только наши «тридцатьчетверки» подошли на расстояние прямого выстрела, фа­шисты открыли огонь и подбили два танка. Погибли несколько человек из экипажей и часть автоматчи­ков-десантников, в том числе командир десантного взвода. Когда ранним утром наша батарея подошла к подбитым танкам, огонь в горевших машинах погасал. Зенитные батареи снимались с занимаемых по­зиций и готовились к отходу. Наша батарея быстро развернулась в боевое положение. Наводчики за­мерли у панорам и по команде «Огонь!» четыре 100-миллиметровые пушки дали подряд несколько зал­пов по немецким зениткам. Уцелевшие фашисты разбежались и скрылись в деревне. Некоторые из них на автомобилях уехали в неизвестном направлении, оставив на позиции убитых и раненых, разбитые орудия и автомобили с боеприпасами.

200-й пушечно-артиллерийский полк получил задачу обеспечивать боевые действия 11 -го танково­го корпуса. 18 марта 1945 г. полк совершил марш в район Гдыни и Данцига и получил приказ при­готовиться к ведению огня с закрытых позиций по немецким военным объектам в этих городах, поль­зуясь данными разведки. Мне же была поставлена другая задача: расположиться для стрельбы пря­мой наводкой непосредственно на берегу Балтийского моря.

В ночь на 19 марта наша батарея вышла на побережье и замаскировалась у кафе «Бергшлесс». Рано утром разведчики доложили, что немецкие суда покидают Гдыню и Данциг и направляются в сторону косы, выдвинувшейся далеко в море. После нескольких залпов довольно большой корабль удалось хорошенько повредить, а четыре баржи с личным составом и техникой, находившиеся ближе к берегу, - потопить.

На следующий день командир бригады подполковник Караичев и его супруга, врач нашего пол­ка, прибыли на позицию батареи. Результатом боя командир остался доволен. Это уже была подготовка к Берлинской операции.

В ходе боев по освобождению Варшавы, Кракова, Лодзи, Жешува батарея уничтожила шесть бо­евых машин — танков, самоходных установок и бронетранспортеров, несколько огневых точек, повре­дила, как я уже сказал, немецкий корабль и потопила четыре баржи, а орудийный мастер Скударнов умудрился даже сбить самолет, за что был награжден орденом Отечественной войны I степени. Счет потерь врага в живой силе вообще шел на сотни.

А для меня лично днем последнего боевого выстрела стал день 30 апреля 1945 года.

За эту операцию 87 солдат и офицеров полка удостоены высоких правительственных наград: получил почетное наименование «Бранденбургский» и награжден орденом Боевого Красного Знамени.

Командование сочло достойным и мой вклад в эту операцию. За участие в штурме Берлина мне вручили высший орден страны — орден Ленина.

Будни войны.

В 1941 году, когда началась война, я заканчивала учебу в технической школе «Гознак», писала диплом. Все учащиеся в меру сил и возможностей помогали в борьбе с врагом, мы тушили «зажигал­ки» на крыше и проверяли затемнение окон в домах.

В октябре немцы подошли очень близко к Москве. Положение было критическое, и «Гознак» под­готовили к взрыву, нас всех распустили, выдали трудовые книжки на руки и зарплату вперед за два месяца. А в ноябре 1941 года нашу семью эвакуировали в Чувашскую АССР. Я там работала в кол­хозе, а в 1943 году в январе меня призвали в армию.

В военкомате меня назначили старшей и выдали документы на десять девушек, которых я долж­на была дождаться.

В Канаше, кроме одной так называемой гостиницы - это просто барак из двух комнат и малень­кой конуры для хозяйки гостиницы, ничего не было.

Везли нас в Москву в товарных вагонах почти две недели. Поезд больше стоял, чем двигался. Посреди вагона стояла железная печка-«буржуйка», которую мы топили углем.

Печка страшно коптила, а тепла давала так мало, что на нарах намерзал лед, все простудились. Из еды у нас были только вобла и пшенный концентрат, растворяли его в кипятке - так и питались.

Получили обмундирование и распределение по частям. Мы с Настей попали в зенитно-артиллерийскую часть Московского округа. День и ночь охраняли московское небо от налетов вражеской ави­ации. Сначала я была на прожекторной точке, работала первым номером (наводящей), ловила само­лет в луч.

Потом меня перевели на 20-ю батарею. Работала на баллистическом преобразователе, командова­ла орудийным расчетом. При одном из налетов сбили «мессершмит-109», - он загорелся и упал. Мы бегали после отбоя смотреть. Он рухнул довольно далеко за деревней. Летчик погиб. Позже подбили еще один самолет над лесом. Там пилот спасся на парашюте, который потом нашли на дереве, а лет­чик сумел уйти.

Уже осенью в 1944 году нужно было организовать подсобное хозяйство. От батареи затребовали три человека. Я изъявила желание поехать.

Привезли нас на голое поле в деревню Путьково, поселили в избе, спали на голом полу, правда, мне там пришлось ночевать только одну ночь. Утром я попросила увольнительную в Москву. К стан­ции вела узенькая тропинка длиной в семь километров, все лесом. Шла я с командиром и бригадиром колхоза. Бригадир рассказывал, что место здесь болотистое, водятся волки, и на обратном пути, ког­да я буду совсем одна, идти надо только по этой тропинке.

Вечером я вступила в лес на эту тропинку еще при свете дня, но прошло совсем немного време­ни, как вдруг стало быстро темнеть. Я ускорила шаг и почти уже бежала, но стало так темно, что сов­сем ничего не видно. Я сбилась с тропинки, чувствую - ноги вязнут. Я скорей назад. А тут еще фи­лин так неприятно кричит. Из болота все же выбралась и - уперлась в забор из колючей проволоки. Иду вдоль - нет конца. Решила пролезть под проволоку. Не успела встать на ноги, как на меня набро­сились три огромные собаки. Окружили меня, лапы на плечи положили и дышат прямо в лицо. Стою, не шевелюсь, смотрю: зажегся фонарик. Подошел ко мне летчик. На кителе - Звезда Героя Советско­го Союза. Тихонько свистнул - и собаки растворились в темноте. Объяснил, что попала я на военный аэродром, и проводил до деревни. Было уже раннее утро. Мой командир беспокоился и не спал, так как получил приказ о моем возвращении на батарею.

Обратно меня вызвали потому, что получили новую технику, американскую. Я как-то быстро ее освоила и помогла командиру проводить занятия в своем подразделении. Но стрелять из американских пушек нам уже не пришлось, война подходила к концу.

В июле 1945 года нас, девушек, всех демобилизовали, и я поехала домой. Родители к тому време­ни с маленькой моей сестренкой вернулись из эвакуации в Москву и очень беспокоились о судьбе мо­ей младшей сестры Нины: от нее очень долго не было писем. Я, конечно, тоже волновалась. Но все волнения закончились большой радостью: Нина приехала в январе 1946-го. Оказывается, их часть срочно перебросили на японский фронт, и все так плотно спрессовалось, что почта - редкий случай! - просто спасовала. А потом все кончилось, и мы все собрались дома. Вот только Боря, мой брат, не вер­нулся. Он погиб в Эстонии, и было ему всего 18 лет. Эта боль навсегда с нами.

Николай Федорович Климанов прошел практически всю войну. Дважды раненный, он нашел в себе силы вернуться на фронт и дойти до Великой Победы. Участвовал в штурме Берлина. Мно­гие годы жизни ветеран Великой Отечественной войны отдал лесному хозяйству России.

От Москвы до Берлина.

Дорогами войны мне довелось пройти от Москвы до Берлина. Воевал я под Москвой, на Кали­нинском, Северо-Западном, Брянском, Белорусском, затем первом Белорусском фронтах. В составе последнего принимал непосредственное участие в штурме Берлина и взятии его.

За период войны был дважды ранен. Первое ранение получил 15 марта 1943 года при форсиро­вания реки Ловать под Старой Руссой.

Дело было так. Я был командиром пулеметного взвода 1-й гвардейской воздушно-десантной ди­визии. Мы уничтожали остатки окруженной 16-й немецкой армии и районе реки Ловать. Здесь я был тяжело ранен. Мне пришлось пролежать до утра в воронке от разорвавшейся мины. Утром следую­щего дня, когда несколько утихли обстрелы противника, санитары с помощью обученных собак ста­ли подбирать наших раненых. Когда меня обнаружи­ли санитары, они уложили меня на плащ-палатку и волоком потащили через поляну в лес, где распо­лагался медсанбат нашей дивизии.

Там уже было много раненых, и врачи работали круглые сутки с большим напряжением.

Главный хирург медсанбата после первичного осмотра приказал меня направить в операционную палатку для ампутации левой ноги. Мое состояние в это время было тяжелое. Врачи боялись, что у меня наступит гангрена и тогда они не спасут мне жизнь. Я как мог сопротивлялся, памятуя, что у моего отца в Первую мировую войну ампутировали правую руку, и я наблюдал, как он с большим трудом содержал семью из девяти человек

Затем нас погрузи­ли в теплушки и отправили в город Калинин. По дороге в Вышнем Волочке нас бомбили немецкие са­молеты, поскольку там скопилось много эшелонов с боеприпасами, следовавшими на фронт. По при­бытии в Калинин мне сделали обработку раны и сказали, что гангрена миновала, но нога будет коро­че. Меня это заявление врачей очень обрадовало и воодушевило - все же своя нога, а не деревяшка протезная. Через два дня отправили в госпиталь города Иваново, затем в город Пермь.

В начале июня 1943 года я стал настойчиво требовать от врачей, чтобы меня выписали из госпи­таля.

По прибытии в Москву меня хотели направить в город Мытищи на артиллерийскую базу, но я твердо заявил, что дивизия, в которой я воевал, передислоцировалась на Брянский фронт и мои ко­мандиры ждут моего прибытия. Мою просьбу удовлетворили и, как исключение, направили меня в распоряжение штаба Брянского фронта.

Встретили меня по-фронтовому со 100 граммами. Через несколько дней наш 61-й стрелковый кор­пус во взаимодействии с другими частями Брянского фронта пошел в наступление. Освободили горо­да Орел, Брянск, Карачев и другие населенные пункты. На войне, как говорится, как на войне, все бывает: и радости, и горести.

Наступление наших войск шло успешно. Освобождены Брянская область, Белоруссия, Западная Украина, Польша. Там на реке Висла задержались на Сандомирском плацдарме. Наш фронт уже пе­реименован в 1-й Белорусский, которым командовал Маршал Советского Союза К.К. Рокоссовский.

Второе осколочное ранение, в бок, я получил летом 1944 года в Польше во время артиллерийско­го обстрела немцев наших позиций на берегу реки Висла. Это ранение было легким. Осколок удали­ли в медсанбате корпуса, и через три дня я уже был в строю своей части.

В январе 1945 года по приказу Ставки Верховного Главнокомандующего 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронта перешли в наступление на Берлин. Командующим 1-м Белорусским фронтом к этому времени по приказу товарища Сталина был назначен Маршал Советского Союза Г.К. Жуков. В составе 61-го стрелкового корпуса 69-й армии 1-го Белорусского фронта мне довелось принимать непосредственное участие в штурме Берлина и взятии его.

За боевые заслуги на фронтах Великой Отечественной войны награжден тремя боевыми ордена­ми и 25 медалями, в том числе медалями Польской Республики - «За освобождение Варшавы», Мон­гольской Республики - орден и медаль «Дружба». В послевоенное время за достигнутые успехи на­гражден орденом Трудового Красного Знамени, медалью «За трудовое отличие» и другими медалями.

Последние двенадцать лет своей трудовой деятельности посвятил работе в Центральном аппарате Гослесхоза СССР в должности заместителя начальника Управления химизации в лесном хозяйстве. За этот период награжден почетными грамотами ЦК профсоюза и руководства отрасли.

Родился в 1913 году в местечке Кричев Могилевской области Белоруссии, в бедной многодетной семье (у родителей было 8 детей). Отец был портным. В годы гражданской войны он заболел трахомой глаз и очень плохо видел, однако продолжал трудиться - шил местным крестьянам из их домотканого материала одежду. Своего жилья у родителей не было, и они снимали хибару (одна ком­ната), где мы жили всей семьей. В 1928 году мы переехали в Брянск. В Брянске старшие братья устроились на работу на швейную фабрику, а я поступил учиться в ФЗУ при Брянском арсенале. По окончании ФЗУ я работал на этом же заводе слесарем. Работа слесаря мне нравилась. Однако спустя несколько лет меня вызвали в заводской комитет комсомола (я был комсомольцем) и предложили по путевке комсомола поступить на вечерний рабфак при Брянском лесном институте. Я не хотел поступать на рабфак, но секретарь пригрозил, что если я не пойду учиться, то меня иск­лючат из комсомола, так как стране нужны кадры с высшим образованием из среды рабочего клас­са и крестьян.

После окончания рабфака я поступил учиться в Брянский лесной институт. По окончании института меня по распределению направили на работу в Удмуртию, в распоряжение Удмуртско­го управления Главлесоохраны, где я сначала работал лесничим, а впоследствии директором лес­хоза.

В лес по комсомольской путевке.

В конце октября 1940 года я был призван в армию. Попал на службу в Прибалтийский военный округ в 115-ю стрелковую дивизию, 576-й стрелковый полк - пехота. Наше соединение дислоцирова­лось в Литве, местечко Воркай. Я был рядовым. Наше соединение строило там на границе с Клайпе­дой укрепрайон.

В конце декабря 1940 года наша часть была поднята по тревоге, и в полном боевом снаряжении мы совершили учебный марш-бросок. Таким маршем мы прошли пешком Литву, Латвию и Эстонию и попали в г. Кингисепп Ленинградской области. Шли пешком около месяца, прошли маршем порядка 940 километров. Два дня шли, а на третьи - дневка, занятия, учеба.

В Кингисеппе прослужил рядовым до мая 1941 года. В мае 1941 года наше соединение было пе­реброшено на машинах на Карельский перешеек, в местечко Кирву-Ярви, что в 12 километрах от гра­ницы с Финляндией. Штаб дивизии размещался в местечке Сайрала. И вскоре началась война. Мы выдвинулись к границе. Финны беспрерывно атаковали, но получали должный отпор.

Дивизия наша не была полностью укомплектована. Фронт, который мы занимали, был очень рас­тянут, и сзади нас даже не было второго эшелона. Накануне перед войной, в субботу, артиллерия пол­ка была отправлена на учебные стрельбы к Ладожскому озеру (в 60 километрах от места дислокации полка). Тяга у артиллерии была конная, и уже в воскресенье - в день объявления войны - пришлось артиллерию возвращать назад в часть.

В сентябре 1941 года после длительных ожесточенных боев финны прорвали нашу оборону, и в районе Выборга им удалось нас окружить. В это время там уже «белые ночи» закончились, и под пок­ровом темноты небольшому количеству бойцов и командиров удалось выйти из окружения и добрать­ся до Финского залива.

Там нас погрузили на баржу и доставили в пригород Ленинграда, в населенный пункт Невская Дубровка. В этом месте нас снова сформировали и направили на Невский «пятачок» для прорыва бло­кады Ленинграда. Мы должны были прорваться на Мгу (населенный пункт). Надо сказать, что мы бы­ли плохо вооружены, а самое главное - выдавали бойцам ограниченное количество боеприпасов, чего нельзя было сказать о противнике, который был хорошо вооружен и имел неограниченное количество боеприпасов. Мы часто атаковали фашистов, несли большие потери, но успеха не добились. Немцы за­нимали выгодные позиции. Наши потери на этом «пятачке» были очень велики. Снабжение было очень скудное. Горячей пищи мы почти не имели. Кормили сухарями и концентратами. Мы были полуголод­ные. Лошади также были истощены.

Иногда нам помогала дальнобойная артиллерия с кораблей, которые стояли в Кронштадте, обстреливая позиции врага.

Несмотря на большие потери с обеих сторон, прорвать блокаду Ленинграда в то время нам не уда­лось.

В конце ноября 1941 года наша часть по тонкому льду Невы перешла на другой берег в деревню Вирки Ленинградской области на переформирование. В течение двух недель мы получили пополнение. В это время было очень голодно. В декабре 1941 года наша часть двинулась к Ладожскому озеру (озе­ро уже в то время замерзло). Ночью мы начали переправу через озеро. Был сильный мороз. Перепра­вившись через озеро, попали в село Кабоны. Все были очень голодны. Но это был уже Волховский фронт. В Кабонах нас как следует накормили. Из Кабон перебросили на станцию Жихарево, где мы сразу же вступили в бой с фашистами. В то время армией, в которую мы попали, командовал генерал Федюнинский. После ожесточенных боев мы освободили 54 населенных пункта. Это был первый успех, и это нас воодушевило. В этих боях я был контужен. В дальнейшем наша дивизия вела наступательные бои на Волховском фронте в районе разъезда Жарок, недалеко от города Кириши Ленинградской об­ласти.

В это время я - сержант, командир минометного расчета - шел уже 1942 год.

В 1943 году мы перешли в оборону. В 1943 году мне присвоили звание младшего лейтенанта, и я стал заместителем командира минометной роты по политической части 576-го стрелкового полка.

В 1943 году были упразднены заместители по политчасти, и меня направили учиться на танкиста в г. Буй Костромской области. После окончания танкового училища меня направили в г. Челябинск на формирование, и уже в конце войны я попал в Германию в составе самоходного артиллерийского полка 152-миллиметровых пушек, где продолжал службу в советских оккупационных войсках до 1948 года.

В 1948 году в мае меня демобилизовали из армии в звании лейтенанта.

В 1949 году поступил на работу в Министерство лесного хозяйства СССР на должность старшего инженера. В 1954 году был переведен в Главное управление лесного хозяйства Минсельхоза РСФСР. Продолжал работу в лесном хозяйстве в должностях: старшего инженера, начальника отдела и замес­тителя начальника главного управления лесопользования. В 1974 году стал персональным пенсионе­ром. В 1983 году в августе вышел на заслуженный отдых.

Награжден медалями: «За победу над Германией», «За оборону Ленинграда», орденом Отечест­венной войны и множеством других наград.

Родился в 1925 году в городе Озеры Московской области. С первых дней войны пошел работать на оборонный завод. А затем были и Курская дуга, и бои за освобождение Румынии, Болгарии, Югославии.

Нас называли «Братушками».

Удивительное было это время - предвоенные годы. Всякое, наверное, случалось в жизни, но нам, молодым, запомнилось приподнятое настроение старших - родителей, учителей, всего общества. По­явилось много светлого, радостного. Мы взахлеб зачитывались новыми книгами советских писателей, бегали в клуб смотреть фильмы о героях Гражданской войны, до хрипоты спорили о мировой рево­люции. И каждый из нас видел себя в строю испанских патриотов, сражавшихся с контрреволюцией. Светлая и чистая пора юношества, мы жили не только настоящим, но и думали о будущем.

Но все наши планы и мечты в один миг оборвала война. В 1941 году мне было шестнадцать лет. Все мальчишки из нашего класса на второй же день войны дружно пошли в военный комиссариат. Ес­тественно, нас всех отправили назад домой. И тогда я поступил в Коломне на оборонный завод. При­ходилось работать в три смены. Немцы рвались к Москве, многие кадровые рабочие были мобилизо­ваны на фронт, и нам пришлось их заменить. Опыта, конечно, не хватало, но мы старались изо всех сил. Помню, как некоторым моим товарищам, не вышедшим ростом, подставляли у станка ящики, что­бы они могли дотянуться до детали. Недосыпали, недоедали - и все-таки умудрялись учиться. И я не помню, чтобы кто-то хоть однажды застонал или пожаловался на трудности. Ощущение было такое, будто ты выдержишь и еще непомерный груз, лишь бы сломить скорее ненавистного врага.

И все-таки наше время пришло. Февраль 1943 года. Из 10-го класса меня призывают в Красную Армию и направляют в 1-е Московское пулеметное училище. Оно тогда находилось в Рязани. Среди курсантов было много сибиряков. Вес они отличались не только крепким здоровьем, выносливостью, но и сообразительностью, быстрой реакцией. Одним словом, надежные были ребята. Настроение к этому времени в стране улучшилось. Под Сталинградом заканчивался разгром фашистских полчищ, хребет врагу был сломлен, и мы с особым настроением изучали новую технику. А она, кстати, стано­вилась все совершеннее и совершеннее.

Тем временем довольно сложная обстановка складывалась в районе Курска, Орла, Белгорода. Все говорило о том, что здесь так или иначе в скором будущем должно произойти решающее сражение. Так и случилось. В связи с этим курсантов нашего училища в спешном порядке направили на фронт. Я всю свою жизнь возвращаюсь памятью к тем дням. Трудно себе представить, какое количество тех­ники принимало участие в тех боях, с каким упорством сражались советские солдаты за каждую пядь земли. Должен сказать, то, что видели впоследствии зрители в кинофильмах, сущая правда. На фрон­те я принимал участие в боях в качестве командира отделения дивизионной разведки, затем был ко­мандиром расчета батальонного миномета.

А потом был долгий и тяжелый путь по дорогам Румынии, Болгарии, Югославии. Под натиском советских войск враг отходил, но сдаваться не собирался. Приходилось без конца ликвидировать ос­татки всевозможных формирований в лесах и в далеких горных селениях. В Болгарии нас встречали радостно и счастливо - цветами и улыбками. На улицах то и дело выкрикивали: «Братушки! Братушки!» Мы были освободителями, на нас восторженно смотрели люди, а ведь каждому из нас было не больше 20 лет. Мы гордились тем, что представляли великую страну и великий народ.

Война есть война. Трижды был ранен. Последнее серьезное ранение получил под Белградом. Много дней пролежал в разных госпиталях. И здесь я хочу сказать особо о тех, кто своим трудом и участием помогал возвращаться раненым к жизни. Врачи, медицинские сестры, санитарки отдавали нам все тепло своих сердец. Давайте будем помнить об этом.

Разведчик всегда идет впереди.

Родился я в 1925 году и городе Шостка Сумской области. Семья была наша рабочей. И когда на­чалась война, целые коллективы заводов и фабрик пошли на фронт. Нам же, молодым, пришлось по­терпеть. В военкомате со мной по-деловому стали говорить только в 1943 году, когда мне исполнилось 17 лет. Меня направили на курсы разведчиков. Не буду вдаваться в детали, но скажу, что это была интересная и тяжелая учеба, требующая знаний, усидчивости, пытливого ума. После обучения был направлен на 1-й Белорусский фронт в 210-й гвардейский минометный полк 45-й бригады РГК. В это время командующим фронта был К.К. Рокоссовский. Главной задачей нашей бригады было расшире­ние плацдарма для наступления основных частей войск и разведки.

Во время нахождения на фронте неоднократно ходил в разведку с разведгруппой, попадал под обстрел вражеских снарядов. Неоднократно приводил «языков». Был случай, подобрался к замаски­рованному блиндажу, где находился штаб противника, и сообщил его координаты командованию. Точ­ным попаданием наших снарядов вражеский штаб был уничтожен. В жизни разведчика всякое быва­ет. Приходилось переодеваться и в крестьянскую одежду, и в рабочую робу, и в лохмотья. А однаж­ды на окраине села я обнаружил группу немцев, которые прятались во ржи. Срочно доложил об этом в штаб полка, и их взяли в плен.

Разведчик всегда идет впереди, и, естественно, главная задача - обнаружить врага, установить его точные координаты и остаться незамеченным. Однако не всегда получалось так, как нужно.

Приходилось драться в неравной схватке с фашистами в рукопашном бою, как в песне: «В пос­ледний бой ворвемся завтра, в рукопашный, еще России мы сумеем послужить, а за нее и умереть сов­сем не страшно...».

Совместно с польскими войсками принимал участие в форсировании реки Буг и в освобождении первого на польской земле города Хейм близ Брестской границы.

Особая веха в моей военной биографии - форсирование реки Висла. Об этом уже много написа­но в военной мемуарной литературе. Но скажу как участник тех событий: форсирование приходилось вести под жестоким прицельным огнем с высокого берега реки, на котором находились фашисты. По­легло немало советских солдат в те дни. И потому на польской земле немало памятных захоронений, свидетельствующих о героизме однополчан.

Освобождая захваченные немцем территории, к концу января 1945 года наши войска подошли к реке Одер. Выполняя поручение штаба - захват плацдарма на западном берегу реки, мы проложили путь нашим основным войскам, двигавшимся на Берлин.

В феврале 1945 года я был тяжело ранен, немного не дойдя до Берлина. После ранения находил­ся в полевых госпиталях. Затем на постоянное лечение был перевезен в Нижний Новгород (г. Горь­кий), где, пролежав шесть месяцев, учился заново ходить.

За участие в боях был награжден правительственными орденами и медалями.

Из Советской Армии демобилизовался в 1946 году. В 1947 году поступил на лесохозяйственный факультет Ленинградской лесотехнической академии, окончив которую в 1952 году, был направлен в объединение «Союзлеспроект», в Москву. Работал таксатором, а затем начальником лесоустроитель­ной партии в Хакасии, Тюменской и Амурской областях. В начале шестидесятых годов был переведен в центральное лесоустроительное предприятие на должность заместителя начальника производствен­ного отдела, а затем на должность начальника отдела Управления лесоустройства Минлесхоза РСФСР, где трудился более 10 лет до ухода на пенсию в 1992 году.

Неоднократно отмечался благодарностями и почетными грамотами руководства Минлесхоза РСФСР.

На войне без связи никуда.

В октябре 1943 года Хакасским военкоматом я был призван в Красную Армию. Мне было тогда 17 лет и три месяца. Располагавшийся в городе Заозерном Красноярского края 37-й учебный полк встретил нас сурово. Жили в землянках, крыши которых были сделаны из слоя жердей и засыпаны тонким слоем земли. За ночь от дыхания 176 солдат - все 1926 года рождения - снег на крыше таял, и на верхних нарах все были мокрыми. Но не роптали, служили, усердно постигали военные науки. Командир роты - тяжело израненный фронтовой лейтенант - учил нас боевой премудрости очень хо­рошо. Запомнились частые пятикилометровые кроссы. При этом он не в состоянии был пробежать с нами и 1 километр - ранения не позволяли, и эстафету перенимал сержант - спортсмен, трудяга, вы­носливый сибиряк.

Летом 1944 года полк был погружен в вагоны и нас повезли на фронт. Когда проехали город Тих­вин Ленинградской области, впервые увидели «прелести» тяжелейших боев — массу разбитых домов и техники.

И вот я - связист взвода управления при командире 1-го дивизиона 414-го артиллерийского пол­ка 125-й Красносельской Краснознаменной стрелковой дивизии. Как часто я вспоминал своего ротно­го! Это он научил меня и выносливости, и бегу, что совершенно необходимо для связиста-кабельщи­ка.

Однажды было так. Дивизион занял позицию рано утром, всю ночь мы ехали к фронту.

Прибыли на свое место наши расчеты, спешно стали копить окопы для орудий, а мы, связисты, потянули связь на передовую к командиру дивизиона. К полудню все было закончено, и командир ди­визиона приступил к пристрелке целей. На это ушло часа два, и этого оказалось вполне достаточно, чтобы немцы нас засекли. До этого я не ведал, что такое бомбежка и артобстрелы. И вот неожидан­но для меня на нашу батарею обрушился ад - градом посыпались немецкие снаряды. Я успел прыг­нуть в какой-то окопчик, и мне каждое мгновение казалось, что сейчас снаряд угодит в меня. Хоте­лось стать червяком, чтобы закопаться вглубь, подальше от этого ада, спастись. Это была моя фрон­товая прописка. От этого страха я вскоре избавился. Рвущиеся снаряды вокруг меня стали обычным делом. Я уже хорошо разбирался по звуку летящего снаряда, куда он упадет.

Однажды ночью я с сержантом Иваном Христофоровым шел на обрыв кабеля. Кабель проходил по неглубокому кювету метрах в 300 от батареи. Звук падающего рядом снаряда практически не слы­шен. Но я в какую-то долю секунды услышал этот звук - мгновенный, резкий и пронизывающий визг, и одновременно - взрыв. У меня была мгновенная реакция на звук, и я успел упасть в кювет. Не знаю, сколько времени я пролежал в контуженом состоянии, но жизнь стала возвращаться. Потом я услышал слабый стон Ивана и пополз к нему. Поняв, что я не могу оказать ему никакой помощи, еле добрался до батареи. По дороге в госпиталь Иван скончался, и я потерял друга.

Из-под Пскова наш 414-й артполк был переброшен за Нарву, километров за 20 в западном на­правлении от Финского залива. Запоминающаяся местность на равнинном пространстве было три го­ры: одна у нас и две у немцев. На нашей командир дивизиона организовал свой КП у подножия го­ры. В горе был когда-то проложен тоннель, который затем вертикально уходил вверх наружу. Знато­ки говорили, что эту фортификацию соорудил еще батюшка Петр I. Вот по этому стволу я, как бел­ка, взлетал и опускался по нескольку раз в день. Готовилось наступление на Таллин, мощность ар­тиллерийского огня возрастала, кабель перебивался неоднократно и днем, и ночью.

Вспоминая своих фронтовых товарищей, а я их многих хорошо помню, удивляюсь своему счастью повстречать так много прекрасных людей.

Майор Ильин, заместитель командира дивизии по политчасти, пользовался абсолютным автори­тетом и уважением у всего штаба дивизиона. Однажды я попал в его «ежовые рукавицы». Строгим тоном он подозвал меня: «Ты почему сквернословишь?» Был грех, наверное, хотел показаться стар­ше, более солидным. «Вот тебе фляжка стеклянная, налови доверху в нее муравьев». Майор был снят с воинского учета, у него был сильный ревматизм ног, но он добился отправки на фронт и честно ис­полнял свои обязанности. Муравьиная кислота ему нужна была для лечения ревматизма. Потом он угостил меня чашечкой чая, искупление проступка состоялось. Я все усвоил хорошо, с тех пор я не­уважительно отношусь к людям, которые сквернословят по поводу и без оного.

Фронтовая жизнь шла, я добросовестно трудился для фронта и победы. Эстония была освобож­дена от фашистов. Мы, артиллеристы на автотяге, были на самой передовой линии наступающих. Бо­ев было мало, только отдельные стычки.

В Эстонии были сравнительно недолго. Отдохнули, доукомплектовались, пожили немного мир­ной жизнью и в начале ноября 1944 года снова в путь.

Город Голдан в Восточной Пруссии, направление на Кенигсберг, около этого города мы высади­лись. К этому времени во мне уже ничего не осталось от того насмерть перепуганного артналетом связиста-ефрейтора. Я стал самоуверен и поплатился за это.

Мы наступали на Кенигсберг. На праздник 7 Ноября старшина привез нам всем по 100 граммов водки. Но дело прежде всего. На обрыв кабеля я вышел один. Снаряды рвались относительно редко, и, спокойно стоя в полный рост, я соединял концы. И надо же, «случайно» меня нашел мой «родной» снаряд. При былой осторожности я бы его легко опередил, но самоуверенность подвела. Ранение мое считалось легким, разорвало мягкие ткани бедра правой ноги, кость не задета.

Затем началось перемещение по разным госпиталям и городам, и на финише лечения я оказался в городе Рассказово Тамбовской области. В начале марта 1945 года я вновь оказался в запасном пол­ку. Оказалось, что молодых уже не направляли на фронт, из них формировалась уже послевоенная армия. Меня направили в учебный танковый полк.

Время нахождения на Ленинградском фронте отразилось на мне отрицательно: места там болотис­тые и просыпались мы часто мокрыми. В начале 1946 года меня по состоянию здоровья демобилизо­вали из армии.

Далее была вечерняя школа рабочей молодежи, очная учеба в лесохозяйственном техникуме, за­очная учеба в лесохозяйственном институте и вплоть до выхода на пенсию работа в лесном хозяйстве.

Родился в деревне Рындино Горшеченского района Курской области. Все поколения Рындиных занимались землепашеством. К началу Великой Отечественной войны два старших брата Александра Григорьевича уже были в армии. Отец - на трудовом фронте. Александр остался один с ма­терью. После войны окончил Московский лесотехнический институт, начинал работать лесником. Прошел все должности в Государственной лесной службе до начальника Московского управления лесного хозяйства. Ушел на пенсию с должности первого заместителя начальника Главка Лесовосстановлеиия Минлесхоза РСФСР.

На броне «тридцатьчетверки».

С первых дней война вошла в каждую семью вполне осознанным горем и ответственностью за род­ную землю.

Мои друзья детства попали служить в тыловые войсковые части, я же был направлен во взвод связи управления 53-й армии, участвовал в Курской битве. Там меня ранило, и я был отправлен в за­пасной полк в город Мелекес Ульяновской области. На реке Черемши были наши шалаши, покрытые сосновыми ветками, спали не раздеваясь. Фронту нужны были крепкие и хорошо подготовленные кад­ры. Нас, молодых ребят, отправляют в танковую школу в город Верхний Уфалей Челябинской облас­ти. Учились мы всего 2 месяца, и уже там практически были собраны боевые экипажи знаменитого танка Т-34 - командир, механик, водитель, заряжающий и радист. Радистом был я.

В городе Нижний Тагил получили танки, погрузились на железнодорожные платформы, и без всяких задержек наш танковый эшелон пошел на запад. Конечно, никто из нас не знал, куда едем, знали, что на фронт, и были довольны, что будем защищать нашу горячо любимую Родину. Разгру­зились у города Мелитополь.

Командиру танка было лет за 20, а мы 17-летние. Разгрузка немножко затянулась, по этой при­чине был шквал русского мата. Сборы были недолгие, и своим ходом - на передовую. Мелитополь был уже освобожден, и мы преследовали отступающего врага. Враг ожесточенно сопротивлялся и вел прицельную стрельбу по танкам, а с воздуха вели беспрерывную бомбежку.

Наша танковая бригада называлась Уральской. Оно и понятно. На Урале создавались самые зна­менитые и наводящие ужас на врага танки - Т-34. И мы, каждый раз выходя на боевую операцию, помнили, что наша броня самая крепкая, что наша броня обеспечена непомерным трудом наших от­цов и матерей. Это они в цехах уральских заводов создавали замечательную технику, танки, оружие, боеприпасы.

Как сами понимаете, война это не прогулка по праздничному проспекту. Это не только победа, это и поражение, это и горечь неудач, и потеря близких тебе людей - товарищей по оружию. И, ко­нечно, сегодня, по прошествии многих лет, вспоминаются события, которые остались своего рода за­рубкой в душе.

В октябре наш танк был подбит прямым попаданием снаряда в правую гусеницу, и на левой танк завертелся, но не загорелся и через какое-то время остановился. Командир сказал, что надо спасать­ся. Первым из нижнего люка вылез механик, вторым вылез я, и тут мы оказались под бомбежкой, бомбы рвались рядом, и невозможно было понять, что с нами и кто где есть. Меня отбросило вместе с черноземом, осколком ранило в голову, большая глыба сухого чернозема с такой силой ударила ме­ня по голове, что я мгновенно потерял сознание. Не знаю, на какой день я очнулся в медсанбате, па­мять восстановилась, но слух - нет. Врач не раз спрашивал: кровь изо рта шла? Я отвечал, что чувствовал кровь через нос и уши. Потом постепенно восстановился и слух, но голова постоянно бо­лела.

В госпитале таких, как я, набрали один вагон и как танкистов отправили на танковый полигон в Кубинку на испытание танков не только отечественных, но и зарубежных. Лучшим танком при взя­тии препятствий был Т-34.

Надо знать настроение и психологию молодежи тех лет. В годы военного лихолетья никто из нас не мог себе представить тихую спокойную жизнь дома. Другая мысль была просто противоестествен­на, если хотите, преступна. И я, раненый и искалеченный, всеми силами рвался на передовую.

В декабре 1944 года нас отобрали, кто помоложе, и мы пешком из Кубинки пришли в Наро-Фо­минск, где сейчас расквартирована Кантемировская дивизия, и начали учиться, осваивать бронетранс­портер с крупнокалиберными пулеметами. Мы все обрадовались, что скоро попадем на фронт, но ме­ня медицинская комиссия отстранила от этих занятий, и меня перевели на бронетанковый ремонтный завод № 90, это в бывшем Красно-Пахорском районе Московской области.

В 1947 году я был демобилизован из Советской Армии.

На меня война, как на все поколение того времени, естественно, наложила отпечаток. Мы были горячи, стремительны, зачастую нетерпимы. Входить в мирную жизнь было непросто. Но мы понима­ли, что именно поколение, прошедшее тяжелую и страшную войну, должно взять на свои плечи вос­становление нашей страны от разрухи.

У меня был выбор. Мог найти работу и полегче. Но пошел в лесное хозяйство. Так уж сложи­лось, что вся моя судьба крепко слилась с лесами Подмосковья. Они стали и моей школой, и моим домом. Апрелевское, Красноармейское, Рассудовское лесничества - как бы зарубки моей судьбы. Здесь мои первые шаги, здесь мои первые удачи. И здесь я понял, что одна из самых привлекатель­ных профессий на земле, одна из самых сложных и благодарных профессий - это растить лес. Меня не будет уже на этой земле, но то, что я сделал, что посадил своими руками, навсегда останется в па­мяти последующих поколений. Вот за это я и воевал, за это я и сражался, чтобы последующие поко­ления помнили о нас!

Родилась в 1925 году в деревне Петрищево Московской области. В 1943 году поступила в воен­ный госпиталь № 2804 в городе Можайске. Вместе с советскими солдатами прошла до Кенигсберга, где в мае 1945 года встретила Победу. После войны работала в Москве, стала портнихой. Пе­ред выходом на пенсию перешла в систему лесного хозяйства.

Для меня война началась с подвига Зои!

Моя Родина - тихая и красивая деревенька Петрищево, ставшая в годы Великой Отечественной войны известной благодаря подвигу Зои Космодемьянской. Я никогда не забуду тех суровых и горь­ких дней, когда на наших глазах фашисты учинили расправу над партизанами. И с войной я прак­тически встретилась именно тогда. Кто мы были? Вчерашние школьники. И перед нами открылась война во всей ее жестокости. Тогда-то я и решила, как и многие мои друзья, непременно пойти на фронт.

Но прежде для нас, необученных и необстрелянных, начался трудовой фронт. О нем сегодня не всегда вспоминают, но это была напряженная и тяжелая работа. Мы рыли окопы, пилили деревья, чистили их от сучьев, грузили на машины. Все это было необходимо тогда нашей столице, находив­шейся на осадном положении. И хотя враг был отброшен далеко от Москвы, отголоски ожесточенных боев доходили до нас. С фронта шли поезда с ранеными солдатами и офицерами. И здесь, в тылу, надо было создать все необходимые условия для их лечения. И тогда мы, молодые девчонки, добро­вольно пошли на курсы санинструкторов. Мы рвались на фронт, нам не сиделось в тылу. И этот день настал.

Наша служба началась с того, что мы рыли землянки для будущего госпиталя. Как сами понима­ете, все это приходилось делать в холод, слякоть, дождь. Но мы старались. С большим старанием об­мазывали стены глиной, устилали полы соломой и еловыми ветками, обогревали землянки.

Особая веха в моей жизни - город Можайск. Он стал для меня памятным, потому что здесь я по- настоящему поняла цену и человеческому горю, и человеческому страданию, и человеческой гордости за выполненную тобой работу. Как сейчас помню приходящие с запада эшелоны с ранеными. Без вся­кого приказа мы, молоденькие девчонки, бежали на станцию с носилками, прихватив с собой в кар­манах кто краюшку хлеба, кто кусочек сахара, кто холодную картофелину. Так хотелось обогреть, приласкать попавших в беду людей. Ведь многие из них были нашими ровесниками, не знавшими еще в своей жизни ни любви, ни женской ласки.

Мне часто задают вопрос нынешние молодые люди: «Не страшно ли было на войне?»

Конечно, страшно! Но осознание всеобщей беды, которая касалась каждого из нас, осознание то­го, что именно от тебя зависит независимость нашей Родины, наша свобода, закаляло нас, делало упорными, храбрыми, сильными. И самое удивительное в том, что мы тогда не рассуждали о героиз­ме, ибо война для нашего поколения была работой, и каждый из нас старался ее делать честно и доб­росовестно.

Однажды наш эшелон, направлявшийся из Гжатска на запад, засек фашистский разведчик. Он на нас и навел целую эскадрилью бомбардировщиков. Они хорошо видели на наших крышах красные кресты - по принятым международным правилам обычно нападению такие средства передвижения не подвергаются. Но для фашистов таких правил не существовало. Как они только не злобствовали тог­да! Вначале они пытались разбомбить железную дорогу перед нами, чтобы блокировать состав, а за­тем его и уничтожить. Но к счастью, на выручку нам пришли советские летчики, мы миновали угро­зу. И таких случаев за всю войну было немало.

Война все дальше и дальше катилась на запад. Впереди уже неминуемо маячила Победа. Шел 1944-й год. Как мы радовались каждому успеху наших войск! Ведь в этом была частица и нашего тру­да. Вместе с советскими войсками и мы шли вперед. К нам в полевой госпиталь поступали раненые прямо с передовой линии фронта. Мы оказывали им первую необходимую помощь, а затем отправля­ли на лечение в глубокий тыл. Я работала тогда в перевязочной. Без промедления надо было обрабо­тать раны, забинтовать, наложить или снять гипс. В общем, непосредственно подготовить раненого для операционного вмешательства.

Война подходила к концу. И вот мы в Восточной Пруссии. Здесь, как известно, шли наиболее ожесточенные бои, фашисты понимали, что конец их близок. И потому дрались с небывалым остер­венением, эшелоны с ранеными наш госпиталь принимал и день и ночь. Мы дежурили сутками, не раздеваясь. Спать не удавалось, так и сидели в верхней одежде на табуретках, пытаясь немного вздремнуть, пока не приходил разводящий и стучал в окно: «Больные прибыли». Мы опять бежали в госпиталь. Ночами приходилось дежурить в охране. Нам, сестричкам, выдали винтовки. И вот идешь в кромешной тьме вокруг забора и озираешься, со страхом реагируешь на каждый шорох. «Стой! Кто идет?»

...Победу я встретила в Кенигсберге. И не передать словами ту радость, которую испытывала я в те дни. Ее может испытать только человек, который прошел по суровым и грозным дорогам Великой Отечественной войны. Это чувство во мне и сегодня живет.